Автоматчики в подъездах, тишина на улицах и страх перед будущим. Житель Донецка рассказал Радио Свобода о том, как в этом городе проходит референдум о присоединении к России.
Власти "ДНР", "ЛНР" и оккупированных территорий Запорожской и Херсонской областей Украины рапортуют о высокой явке на четырехдневных референдумах по вопросу о присоединении к России: 77 и 76 процентов в самопровозглашенных "народных республиках" и около 50% - в Херсоне и Запорожье. Международное сообщество результаты этих референдумов не признает.
Российские СМИ со ссылкой на источники в администрации президента пишут, что после окончания референдумов и оформления вхождения в состав России новых субъектов Федерации из страны будет окончательно закрыт выезд мужчинам призывного возраста.
Смотри также В 2024 году в Украине погибло больше детей, чем годом ранее. ХроникаВ Донецке референдумы 2022 года мало напоминают голосование восьмилетней давности, которое для многих пророссийских жителей города было праздником "первого шага на пути в Россию": город живет словно во сне, тысячи мужчин месяцами не выходят из квартир, чтобы не попасть в окопы на передовую, сторонники России нервничают, читая новости о новых успехах контрнаступления ВСУ.
Самым запоминающимся образом нынешних референдумов стали автоматчики, в сопровождении которых сотрудники избиркомов обходят квартиры. Несмотря на заявления властей "ДНР" о том, что первые три дня из соображений безопасности голосование будет только надомным, участки для желающих отдать свой голос также были открыты с первого дня.
Все это время не прекращаются и обстрелы, в которых власти "ДНР" традиционно винят Киев, а Киев – самих пророссийских сепаратистов.
"Я буду говорить тихо, чтобы никто не услышал", – начинает беседу с Радио Свобода Михаил (имя изменено), житель Донецка, который, как и многие его друзья, уже более полугода не выходит не только из дома, но и на лестничную клетку. Тотальная мобилизация, от которой сейчас бегут тысячи россиян, началась в "ДНР" и "ЛНР" вместе с полномасштабным российским вторжением (о том, как спасаются от нее в Луганске, подробно читайте здесь). Михаил, с которым мы разговариваем по одному из защищенных мессенджеров, боится, что наш разговор услышат соседи за стенкой. Из соображений безопасности невозможно раскрыть даже второстепенные детали его биографии (поэтому в этом тексте не будет ответа на вопрос, почему сейчас, в сентябре 2022 года, он все еще живет в Донецке).
"Очень многие прячутся, очень многие боятся вообще что-то говорить, хотя есть и исключения – мой знакомый здесь и несколько его коллег уволились с работы после того, как их заставили фотографироваться в поддержку референдума с флагом "ДНР". Вообще все довольно вяло. У нас, как и у всех, пришел в подъезд автоматчик в камуфляже с "избирательной комиссией", стучали в двери. Стучат по два раза, потом уходят. В нашем подъезде голосовать спустилась только одна квартира. Во дворах полная тишина, никакого ощущения праздника или веселья нет", – рассказывает Михаил.
По его словам, явка в 75% на референдуме просто не может быть реальной: многие мужчины, такие же, как он, находятся под добровольным домашним арестом, а из избирателей, участвовавших в последних украинских выборах, в городе осталось в лучшем случае половина:
"Понятно, что автоматчики там для запугивания. Официальная версия, что они там для охраны – это смешно. Давайте у нас врачи, например, будут ходить на вызовы с автоматчиками. Ну и вообще, что это за референдум с автоматами? Понятно, что любой референдум должен проводиться без этого: если для его проведения нужны автоматчики – какой же это "референдум"? Из моих знакомых, скажу честно, никто не голосовал. Если бы они пришли голосовать, их бы просто сразу мобилизовали, и все. У меня уже есть друзья, которых мобилизовали после февраля, есть и такие, которые уже вернулись с фронта калеками. Те люди, которые раньше голосовали с энтузиазмом, теперь делают это уже скорее по инерции. Вряд ли даже у них есть какие-то надежды на лучшее будущее, как это было в 2014 году. Я когда-то работал на выборах наблюдателем, еще когда выбирали Ющенко. Фальсификации в Донецке были и при Кучме, и при Януковиче, но списки избирателей с тех пор не обновлялись, никакой переписи населения не было. Где-то половина уехала отсюда, процентов 20 прячутся по домам, многие погибли на фронте. Моя оценка очень субъективная, но я думаю, на референдуме просто физически не могли проголосовать более 10% – если считать по спискам, которые есть в избиркоме с тех лет".
Многие из уехавших, по идее, могут проголосовать на референдуме в России или а аннексированном Крыму, где для них открыли участки. Впрочем, учет таких людей никто не вел.
Участок для голосования на референдуме, открытый для "граждан ДНР и ЛНР" в Крыму
Пока одни дончане ждут от вхождения в состав России хотя бы каких-то сиюминутных материальных благ, другие – находясь в явном меньшинстве – внимательно следят за новостями о мобилизации в России и контрнаступлении ВСУ:
"Вообще, я был удивлен тем, что мобилизация в России сразу пошла по такому же пути, как у нас. Я не думал, что российские власти так будут относиться к своим гражданам. Это у нас тут самые активные давно уже уехали, а в России будет большой отпор со стороны населения. Кстати, у нас бронь от мобилизации можно легко купить. Это дорого, у меня один знакомый купил, но он прекрасно отдает себе отчет в том, что и это может не помочь. Он работает на рынке с этой бронью, но уже несколько раз, увидя патруль, был вынужден срочно бросать свое рабочее место и скрываться. До российского вторжения в Украину даже с проукраинскими взглядами можно было спокойно передвигаться по городу. Главное было не попадаться в комендантский час с 23 до 5 утра и контролировать, что ты говоришь. Мне, конечно, сложно судить объективно, но я думаю, что проукраинских людей здесь тоже осталось процентов 10 от того, что было до 2014 года. Остались только люди с определенными проблемами: пожилые родители, тяжелое финансовое положение и так далее. Конечно, мы следим за украинским контрнаступлением и ждем освобождения. Между нами и теми, кто хочет в Россию, важное отличие: в отличие от них, мы в случае успеха этого контрнаступления ждем реальных перемен к лучшему, а они даже в случае вхождения в состав России – уже не очень. В 2014 году они были уверены в своем счастливом будущем, теперь такого точно нет".
"Участок" для голосования на референдуме о вхождении "ДНР" и "ЛНР" в состав России в Ростове-на-Дону
В Донецкой и Луганской областях референдум проходит под непрекращающимися обстрелами. Некоторые из них вне всяких сомнений можно атрибутировать как украинские: например, в ночь на воскресенье Украина выпустила около 12 высокоточных ракет из американских установок HIMARS по санаторию работников Алчевского металлургического комбината. По неподтвержденной официально информации, здесь могли быть расквартированы бойцы "ЧВК Вагнера", причастность к созданию которой в понедельник впервые официально признал "повар Путина" Евгений Пригожин. О погибших или раненых не сообщается, а вместо подвергшегося удару санатория телеканалы "ЛНР" показали лишь выбитые стекла в соседних жилых домах.
Другие обстрелы атрибутировать сложнее – как, например, обстрел Донецка 19 сентября, в результате которого погибли 13 человек. Несмотря на то, что даже среди либеральных российских комментаторов уже стало дурным тоном обвинять в таких обстрелах самих пророссийских сепаратистов, Михаил, мой собеседник, утверждает, что как минимум часть из них – это продолжение тактики запугивания мирного населения, принятой Россией на вооружение еще 8 лет назад.
"Я всю жизнь прожил в Донецке и знаю город очень хорошо. По звукам прекрасно слышно, что и откуда летит, особенно когда снаряд пролетает прямо над твоим домом, а над моим домом они пролетают регулярно. Летит снаряд, слышишь звук взрыва, смотришь в местных пабликах, куда прилетело, сразу все складывается в единую картинку. Я живу в таком месте, что надо мной летят в основном снаряды с юга и юго-востока. Там украинских позиций нет. Эти обстрелы как начались в 2014 году, чтобы разжигать ненависть к Украине, чтобы "духовно" мобилизовать местное население, так и продолжаются – хотя украинские обстрелы тоже бывают, конечно. Как это ни печально, для "ДНР" в таких обстрелах много плюсов, в том числе устрашение и обозление людей, ведь велика вероятность, что после потери родных и близких кто-то перестанет прятаться дома и пойдет воевать уже добровольно", – говорит Михаил.
Наш недолгий разговор на пониженных тонах довольно быстро заканчивается – под конец я спрашиваю своего собеседника, верил ли он до 23 февраля, что Россия пойдет на полномасштабное вторжение в Украину?
"Конечно. Лишь одна деталь: еще в 2021 году, до начала вторжения, людям на телефоны стали массово приходить сообщения с предложением работы в местных СИЗО и колониях. Иногда по 5-6 сообщений в день! Многие колонии и тюрьмы были расширены и отремонтированы. Сейчас именно в них содержат украинских военнопленных", – вспоминает Михаил. Сколько еще продлится его вынужденный домашний арест, он предсказывать не берется.
"План, к сожалению, только один: дожидаться, когда все это закончится. Сейчас, когда мобилизация и здесь, и в России, выехать вообще невозможно. Потом, когда все закончится, буду выбираться в Россию, оттуда в какую-то сопредельную с Россией страну, а оттуда – в Украину, на подконтрольную украинским властям территорию. Если России удастся удержать Донецк, то здесь будет в буквальном смысле нищета и концлагерь".